|
|
Посети , узнай все об отдыхе в Анапе
Предлагаем - .
|
|
|
|
|
|
- -
жизни. Чехов показался мне малоразговорчивым,
каким он и был на самом деле. Говорил он охотно, но больше отвечал, не
произнося, так сказать, монологов. В его ответах проскальзывала иногда
ирония, к которой я жадно прислушивался, и я подметил при этом одну
особенность, так хорошо памятную знавшим А.П.Чехова: перед тем, как сказать
что-нибудь значительно-остроумное, его глаза вспыхивали мгновенной
веселостью, но только мгновенной. Эта веселость потухала так же внезапно,
как и появлялась, и острое замечание произносилось серьезным тоном, тем
сильнее действовавшим на слушателя. Вышли мы вместе на улицу уже после
ужина. Над Петербургом стояла /298/ тихая и мягкая зимняя ночь. Нам было по
дороге, и мы шли, продолжая разговор этого вечера на общественные и
литературные темы. Чехов говорил о необходимости настроения в
стихотворениях. Говорил он волнуясь и повторял, что желал бы быть понятен.
Смысл его речи был тот, что вся жизнь целиком может давать содержание для
художественной работы, которая характеризуется правдивостью настроения
изображаемого.
- Я же ничего сегодня и не отрицал в нашем литературном споре, - сказал
он и, остановившись, прибавил: - Только не надо нарочно сочинять стихи про
дурного городового! Больше ничего.
Мы пошли дальше вдоль тихой и пустынной улицы...
Через несколько дней встретились мы на Николаевском вокзале как старые
знакомые, совсем по-приятельски. С Чеховым легко было и знакомиться и
дружиться: до такой степени влекла к нему его простота, искренность и
впечатление (я не умею иначе выразиться) чего-то светлого, что охватывало
его собеседника. Мы ехали вместе в Москву, весело разговаривая, выходили на
станциях и, шутя, пытались по внешнему виду определять общественное
положение и характер пассажиров. Дорогой Чехов уговаривал меня поехать с ним
в далекое путешествие. Он собирался тогда на Сахалин, и с каким увлечением
говорил он о возможности видеть чужие, малознакомые фантастические страны -
Индию и Японию. Вернуться предполагал он через всю Сибирь, представлявшую,
по тогдашнему времени, тоже неведомую землю. Особенно сильно интересовала
его все-таки каторга{298}.
- Ее надо видеть, непременно видеть, изучить самому. В ней, может быть,
одна из самых ужасных нелепостей, до которых мог додуматься человек со
своими условными понятиями о жизни и правде - говорил он.
И уже потом, много лет спустя, в Мелихове, интересуясь громким и
запутанным уголовным процессом Тальмы в Пензе{298} и расспрашивая меня о
вероятности преступления обвиненного, Чехов говорил грустно:
- И вот сидит он теперь на Сахалине - скучный и унылый, и у него вечная
изжога от сырого и дурно пропеченного хлеба, - кому это нужно!
Мне было жаль и досадно до боли, что я не мог согласиться на
предложение Чехова. Обаятельная личность товарища по путешествию,
возможность смены /299/ впечатлений и настроений, широкая задача
путешествия, которую ставил себе Чехов, - все звало меня с ним... Но для
меня начиналась в это время пора земской деятельности, и иные надежды и
ожидания призывали меня...
Расстались мы в Москве, где я пробыл несколько дней и познакомился с
милой и приветливой семьей Чехова. Мы вместе посещали редакции знакомых
журналов; при посредстве Чехова я приобрел несколько новых и милых
знакомств, чувствуя, как с каждым днем его обаяние как человека захватывает
меня все больше и больше.
<> 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 >>>
- -
|
|
